Эпидемия - контрольный выстрел для культурных и научных ценностей

Эпидемия коронавируса, по словам декана экономического факультета МГУ Александра Аузана, радикально ускорила цифровизацию общества. Режим самоизоляции и карантина привёл к резкой модификации социального пространства, когда вся мобильность общества и способность участвовать в каких-либо взаимодействиях оказалась, как правило, обеспечена новыми медиа и каналами коммуникации.

Общество как бы переместилось в виртуальное пространство, однако этот переход обнажил зияющую брешь в виде культурных ценностей. Музеи и галереи, кинотеатры и театры, даже газеты и журналы — всё это стало существующим ровно настолько, насколько оно представлено онлайн.

Новая ситуация обострила противоречия там, где они были заметны немногим: наша история, выраженная в виде книг (особенно книг ХХ века, на которые ещё действует авторское право), оказалась просто выведена из оборота. В отличие от фильмов советских студий, которые часто можно найти в YouTube легально (они монетизируются рекламой), музыкальные коллекции часто оказываются доступными без всяких правовых тонкостей и нюансов, а иногда и без упоминания автора — в социальных сетях и торрентах, где по-прежнему живёт либертарианский эпос раннего интернет-комьюнити.
Зигзаги истории, масштабные репрессии и человеческие жертвы, как видно сегодня, дорого обошлись нам — дороже, чем просто потери, если мы потеряем даже память о них. Это лишает наше общества истории и углубляет поколенческий разрыв пропастью между медийными платформами, которую оказались неспособны одолеть произведения, автора или правообладателя которых установить невозможно.

Конечно, закон об авторском праве важен, понимание прав Автора как человеческих прав — необходимо, их нужно защищать, однако и здесь всё оказывается не так просто. Во-первых, в момент создания произведений, например, ХХ века — вплоть до 1993 года, когда был принят новый закон — закон был другим. СССР давал авторам 25 лет на получение вознаграждения, и только после присоединения к Бернской конвенции права стали длиться 50 лет после смерти автора, а потом и все 70. Однако немногим из авторов удалось на этом заработать. Самые крупные правообладатели — вроде Эдуарда Успенского — потеряли права в противостоянии с государственными структурами. Другие так и не смогли заработать потому, что вместе с СССР довольно быстро исчез высокодоходный издательский бизнес, по которому эпидемия наносит очередной удар. Защита прав автора обернулась приоритетом копирайта как права зарабатывать на произведениях, которые зачастую самим авторам уже не принадлежат (их наследники тоже редко интересуются судьбой произведений, составляющих большую часть библиотечных коллекций). Однако главное право автора — моральное, оно не ограничено во времени и предполагает, что произведение создано для других и ценно именно тем, что сохраняет имя и творческий вклад автора в нашей памяти. Желая защитить мэтров нашей культуры, мы вычеркнули их из памяти общества. Выиграли единицы. По оценкам исполнительного директора Ассоциации интернет-издателей Владимира Харитонова, не более 200-300 писателей или их наследников в России получают в виде гонораров за свои книги суммы, сравнимые с прожиточным минимумом. Возможно, кому-то из индустрии развлечений это может показаться необычным (хотя явно не всем), но любой автор научного произведения понимает, что смысл его создания — не в том, чтобы на нём заработать, а в том, чтобы выразить нечто важное, поделиться этим, внести вклад, донести смысл.

Прекрасной иллюстрацией беспощадного абсурда ситуации стала идея начинать отсчёт охраны произведений с даты реабилитации репрессированных авторов, которых в ХХ веке у нас было ужасно много. Теперь они «заперты» надолго! Права на Мандельштама освободятся к середине века, а до этого их нельзя использовать на легальных ресурсах, хотя стихи были созданы именно для того, чтобы их читали — желательно, вслух. Просто в момент создания существующих законов трудно было представить себе, что доступ к читателям автору будут предоставлять не издатели, а платформы, и защита произведений может приводить к тому, что для всей или большей части аудитории они останутся недоступными или будут доступными только в нарушение закона.

Начиная с 2010 года Ассоциация интернет-издателей настаивает на изменении политики государства в сфере охраны авторских прав, призывая к широкомасштабной реформе. В 2019 году под эгидой «Сколково» мы приняли участие в исследовании, которое наметило конкретные шаги в этой области. Как и раньше, мы выступаем за максимальное расширение доступа к знаниям и культурным ценностям без ущемления прав авторов произведений и правообладателей. Это значит, что мы нашли массу простых и понятных способов сделать главное: обеспечить доступность знаний и культурных ценностей на скорости коммуникации, что позволило бы нам получить огромный стимул к развитию общества знаний и цифровой экономики во всех сферах, ведь повысить свой уровень компетенции и понимания в новых условиях сможет каждый. Осталось только сделать!

Но если часть решений может быть реализована в правовом поле усилиями законодателя или исполнительной власти, то некоторые вопросы требуют всё же определённого политического решения. Например, внедрение нового порядка работы с орфанными или сиротскими произведениями, то есть теми, автор или правообладатель которых не может быть установлен с помощью разумных и должных мер. Или, что ещё важнее, выкуп прав на произведения — важнейшая современная практика, которая открывается с новой стороны в сложившейся ситуации: как одна из ключевых мер по стимулированию творческой индустрии, социальной поддержке авторов и их наследников — и, одновременно, огромный вклад в развитие современной цифровой культуры. Конечно, это не так просто организовать, учитывая, что кому-то и как-то придётся принимать решение о сделке. Однако следует помнить и то, что в советское время, к которому относится большая часть произведений, финансирование индустрии культуры, творчества и научной деятельности осуществлялось не через издательский бизнес или эксплуатацию прав, а также через меры стимулирования и поощрения, в качестве которых выступали и загородные дома, и квартиры, и машины, и премии. Хотя срок охраны авторских прав был почти в три раза короче, чем сейчас (Россия увеличила его «задним числом» после присоединения к Бернской конвенции, несмотря на изначальную оговорку, позволявшую этого избежать).

Вернув мэтрам и создателям всех произведений должное, мы не только награждаем лучших и проявляем благодарность, но и возвращаем привычный по советским временам баланс отношений. Здесь есть почва для страхов, осторожности и критики, но есть и шанс восстановить справедливость, одновременно накормив всех «семью хлебами». Однако важно успеть: мы агитируем за это уже десять лет, а тех, кому мы могли бы сказать «спасибо» становится с каждым месяцем всё меньше... Особенно очевидно это сегодня, 9 мая, в день Победы. Без привычного уже парада этот день показывает свою истинную природу как день Памяти.

Операция «Последний шанс»
Сильнее всего от эпидемии коронавируса страдает старшее поколение. Но их и так косит смерть. Не проходит и недели, чтобы из жизни не ушёл очередной властитель дум прошлого: гениальный драматург, режиссёр, актёр, исполнитель или композитор. Из-за эпидемии многие из них пропустили свой последний шанс хоть что-то заработать на своих произведениях, но мало кто из них может об этом должным образом позаботиться. Их наследники далеко не всегда готовы заниматься правами на творческие произведения, особенно если их некому продать: до последнего времени ещё мало кому приходило в голову, что лучшим способом позаботиться о наследии является решение опубликовать всё легально в открытом доступе с возможностью допуска поисковиков и резервированием. Так поступают наследники Высоцкого и Стругацких.

Лев Толстой смог, хотя это стоило ему скандала, передать в открытый доступ большую часть своих произведений, и они дошли до нас во всей своей полноте. Но большую часть созданного в ХХ веке не переиздают. Есть два графика, которые прекрасно иллюстрируют ситуацию. С одной стороны, исследование, проведённое на базе Amazon, в котором можно увидеть количество переизданий книг, распределённых по столбикам в зависимости от года издания. С другой стороны, данные Книжной палаты РФ. Хотя разница между ними видна невооружённым взглядом, с ХХ веком плохо у всех — хотя у «них» есть век ХIХ, эпоха науки и Просвещения. А у нас последние 200 лет цензура... и зияющий провал в доступе к книгам, созданным в мире и у нас самих в 1920-1980-х гг. — в советское время. Ко всем без разбору — как к неумелым пропагандистским и потому поделом забытым, так и к тем, произведения которых и сейчас по праву относятся к лучшим образцам русской литературы. Но забываются и они, потому что издателям просто невыгодно выпускать «всякое старьё», да и у библиотекарей руки редко доходят всё это сканировать, потому что спрос низкий — а он низкий, потому что найти ничего нельзя! Получается замкнутый круг беспамятства.

Эпидемия для создателей наших культурных и научных ценностей — это «контрольный выстрел», следующий за законодательно заданным забвением и технологически обусловленной невозможностью монетизации. Конечно, многим кажется экстравагантным принятым властями Берлина решение поддержать грантами городских художников. Наше консервативное общество видит это, возможно, как ничем не обоснованный аванс, не понимая ценности творческого комьюнити в жизни социума. Но вот наши создатели культуры и знания. Они все скоро уйдут или уходят на глазах. Мы смотрим в сторону, когда под видом заботы об их интересах их вклад вычёркивают из памяти или вяло пытаются им торговать. Почему мы не может расплатиться со всеми, кто создал для нас культуру и науку ХХ века, чтобы сделать их произведения общедоступными? Что стоит нам освободить хотя бы наш собственный ХХ век? Сколько стоит память? Эпидемия и программы стимулирования экономики задают правильный масштаб для сравнения: освободить ХХ век можно, условно говоря, на сдачу.

Уже 10 лет мы говорим об этом, но время уходит: наверное, сейчас — последний момент, когда сделать это будет справедливым по отношению к создателям произведений. Можно разработать механизмы, можно найти ресурсы. Они будут несопоставимы по сравнению с триллионами, которые пожирает уголь и госкомпании, дающие нам выхлопы в качестве бонуса — и занятость для старых опасных профессий, на которые в эпоху глобального потепления падает спрос. Здесь же мы могли бы вернуть из небытия и спасти имидж государства, сделать ту же Национальную электронную библиотеку реальным вместилищем культурных ценностей... Да и помощь пожилым деятелям науки, культуры, искусства и образования — нашим авторам — будет явно не лишней сейчас. Она будет восприниматься как заслуженное признание, но обойдётся дешевле «спасения» одного проблемного банка, одного крупного проекта или даже бесплатного доступа к небольшому набору государственных сайтов, анонсированного в послании.

У нас еще сохранились советские организации, которые когда-то распределяли блага для творческих работников. Ещё есть те, кто сможет найти автора — или правообладателя, если мы не успели. Конечно, мы в первую очередь защищаем моральные права автора, когда хотим открыть доступ к произведениям, но те, кто зарабатывает на своих произведениях, должны получить компенсацию за то, что их произведения перешли в общественное достояние или в открытый доступ на основе выбранного типа открытых лицензий. Алгоритм здесь простой: чем больше прав передаёт автор, чем ценнее произведение, тем больше может быть выплата. Можно начать с общего открытого предложения на единых основаниях и потом отдельно решать вопросы с тем, кто хочет другую сделку. Конечно, в таких вопросах нельзя без давления — но если информация о переговорах будет открытой, то можно ожидать, что разумное решение будет найдено как в целом, так и в отдельных ситуациях — и задача будет решена. Главное — озаботиться тем, чтобы выкуп прав сопровождался реальным появлением произведений в легальном открытом доступе с резервированием, индексацией и свободным распространением — так, чтобы ничего уже нельзя было «потерять».

Впрочем, это уже гораздо более понятная задача, для которой у нас почти всё готово уже сейчас — и НЭБ, и «Ноосфера» с Федеральной резервной системой банков знаний, и блокчейн-реестр iPChain, и «Архив Интернета», не говоря уже о «Википедии» с «Викискладом» и т. д.

Если же автора произведения найти невозможно, то необходимо реализовать гибридную систему с нотификацией в реестре о поиске автора произведения и использованием его бесплатно в случае некоммерческой, в т. ч. научной или образовательной деятельности, или за страховку. Например, 1000 рублей — в случае коммерческого использования произведения (и бесплатно в случае некоммерческого). По оценкам Ассоциации интернет-издателей, более двух третей всех текстов написаны авторами, найти которых или наследников которых проблематично, то есть эти произведения являются орфанными. Их мы и должны освободить сейчас.

В сочетании с реформой авторских прав таким образом мы можем запустить колоссальную по значимости программу насыщения единого электронного российского пространства знаний — или Ноосферы, как больше нравится, — знаниями и культурными ценностями, нашей памятью, понимая, что эффект этих мер будет многократно умножен, ведь очищая права на произведения, мы должны стимулировать их использование: ведь именно так работы ХХ века могут проявиться в мозаичной постмодернистской реальности новых медиа. Цифровая среда, культура новых медиа — это «культура Ремикса», которая формируется во многом за счёт цитирования и использования произведений, созданных ранее. Логично предположить, что чем больше их будет доступно, тем лучше будет результат, богаче и глубже смыслы, крепче память. Главное — освободить массив произведений от избыточных ограничений.

Медлить в этом вопросе не следует. Если мы упустим момент, мы сами не заметим, как «противостояние» интернета и телевидения сделает «разрыв времён» окончательным: ещё меньше общих, разделяемых всеми ценностей, ещё уже круг общих смыслов и известных цитат... Действительно, так ли уж важна картотека образов из старых фильмов и текстов? Трудно сказать наверняка, но если наше прошлое растает в мареве сериалов, мы вылупимся снова в этот мир голыми — это будет уже, скажем так, другая история.

Платформ много, они все разные и склонны не пускать внутрь поисковых роботов, это не общественное пространство. Всё это вместе будет и дальше программировать разобщённость. Желание защитить автора от произвола государства, наделить правами и обеспечить заработком, обернулось вменением автору обязанности позаботиться о судьбе своих произведений или столкнуться с пропастью беспамятства. Мы вынуждены констатировать, что ни с тем, ни с другим авторы ХХ века в большинстве своём, похоже, уже не справятся. А их наследникам, возможно, будет не до этого. Никого — и ничего — будет уже не найти. У нас есть шанс осознать, что в новых условиях, как и в далёком «устном» обществе, наша главная общая задача — не забыть того, что мы должны знать. Эпидемия бьёт по старикам, а нам необходимо озаботиться сохранением всего того, что мы уже практически потеряли, пока ещё живы те, кто всё это помнит и поможет нам разобрать. Поэтому это наш, вероятно, последний шанс.

План «А»

Трудно сказать, получится ли у нас освободить XX век быстро, либо это займёт так много времени, что перестанет иметь какое-либо значение. Сложно также предсказать, если нам удастся, как мы будем делать это: легализуем использование орфанных произведений или расширим права библиотек, запустим кампанию по схеме страхования ответственности или займёмся выкупом прав — неизвестно. Я согласен с теми, кто говорит, что крайне важно в процессе освобождения не обидеть авторов, как это произошло с неуклюжей попыткой дать «бонусы» за реабилитацию, которые оказались путёвкой в забвение.

Но есть вещи, которые можно сделать прямо сейчас. Мы провели целое исследование, чтобы ответить на вопрос о том, как можно расширить использование произведений и открыть доступ к ним не нарушая права автора и правообладателя. Получился весьма объёмный документ с серьёзным обоснованием, идущим от понимания прав автора и потребителя знаний и культурных ценностей в разных странах мира, с предложениями для России. Однако ни одно из них не идёт в сравнение с необходимостью вводить моду на легальную открытую публикацию произведений, просвещать людей, ликвидировать правовую безграмотность и нигилизм, так сказать. И с этой целью полезной может оказаться идея Владимира Харитонова, исполнительного директора Ассоциации интернет-издателей, которую он высказал ещё в процессе подготовки нашего исследования, однако в кристально ясном виде эта идея оформилась только сейчас. Она очень проста. Вот что предлагает Владимир:

Авторское право строится на том, что только автор имеет право копировать и продавать его произведения — отсюда и копирайт, и всем знакомый знак его охраны ©, извещающий всех, что исключительное право на произведение принадлежит вот такому-то автору или, что бывает значительно чаще, какому-то издателю. А если автор заинтересован как раз в обратном? Что, если, он хочет только того, чтобы его произведения читали, смотрели, слушали, чтобы его самого помнили и уважали? Что, если ему достаточно только его моральных прав на произведение? Удивительно, но для этого авторское право не очень хорошо приспособлено. Как автор может оповестить мир о том, что с его произведением все могут делать всё, что хотят, лишь бы не забывали, кто его написал? Знак © такому автору уже не подойдёт. Нужен другой — Ⓐ, знак охраны памяти, знак охраны авторства, извещающий всех о том, что вот это вот произведение доступно без ограничений, открыто для копирования и использования, но только при условии сохранения имени автора, его создавшего.

От себя могу добавить для понимания контекста, что моральные права автора, в отличие от имущественных, не истекают никогда, они не ограничены во времени. К ним относятся право на атрибуцию, то есть авторство произведения — в соответствии с Бернской конвенцией, оно возникает автоматически в момент создания. Есть также право на целостность произведения. Мы в Ассоциации интернет-издателей, давно пришли к выводу о том, что защита моральных прав авторов требует специальной инфраструктуры резервирования и индексации копий (и версий) произведений и даже сделали специальный проект Федеральной резервной системы банков знания с реестром Noosphere.ru.

Из открытых лицензий, которые внесены в 4 часть ГК РФ стараниями Дмитрия Медведева и группы интернет-просветителей, самой популярной, к примеру, в научных кругах является лицензия атрибуции (условное обозначение: CC BY), предоставляющая максимально широкие права пользователю: именно её используют крупнейшие репозитории для облегчения доступа к произведениям. Авторы легко соглашаются на это, ведь задачей научной публикации является порождение резонанса и обсуждения, а значит, необходимо обеспечить максимально широкое распространение информации о произведении. Возможно, кому-то это покажется удивительным, но именно моральное право автора породило понятие «плагиата» как присвоение чужих идей, открытий и выступлений. В античности это было страшное преступление, ведь если убийца мог отнять только жизнь, то вор чужих творений покушался на бессмертие автора — память потомков, единственную доступную человеку форму преодоления своего времени.

По сути, пользователи социальных сетей руководствуются той же мотивацией. Распространение произведения — например, пользовательского ролика или поста в соцсетях — представляется желаемым результатом его создания, особенно если возможно сохранение авторства и упоминания, выполнения тех условий, которых де-юре требует эта лицензия.

Однако объяснять в России что-то про Creative Commons очень сложно. Гораздо проще ввести особый режим — аналогичный CC BY — который предполагает, что автор заинтересован в охране исключительно моральных прав — то есть права на целостность произведения (что, как мы помним, не исключает пародию) и сохранение авторства, то есть упоминания. Хотя авторское право не требует регистрации и рождается «автоматически» в момент создания, именно публикация информации о произведении или самого произведения под именем автора с практической точки зрения создают основу для вступления автором в свои моральные права, которые бесконечны. Если в процессе такой публикации автор будет указывать значок Ⓐ, то будут охраняться только моральные права автора, что облегчит оцифровку и обработку произведения, его использования не на одной, а на всех платформах — при условии корректного цитирования, разумеется.

Для практического воплощения этой идеи необходимы изменения в законодательство. В частности, следует изложить статью 1271 «Знак охраны авторского права» ГК РФ в следующей редакции:

Правообладатель для оповещения о принадлежащем ему исключительном праве на произведение вправе использовать знак охраны авторского права, который помещается на каждом экземпляре произведения и состоит из следующих элементов: буквы «C» в окружности; имени или наименования правообладателя; года первого опубликования произведения. Автор для оповещения о том, что он разрешает использовать произведение любым способом при условии указания его авторства, в соответствии со ст. 1286.1, может использовать знак авторства, который помещается на каждом экземпляре произведения и состоит из буквы «А» в окружности и имени автора«.
Однако как и Creative Commons, наш знак может войти в оборот и в рамках имеющихся законов — при условии, что будет использован авторами добровольно по принципу присоединения. С этой целью мы, вероятно, могли бы взять последнюю редакцию CC BY и приравнять к ней лицензию типа «А». Однако здесь можно резонно возразить, что в этом случае мы остаёмся заложниками путаных объяснений того, что именно представляют собой открытые лицензии, которая весьма серьёзно сдерживает наших авторов — тех, кто ещё жив и пишет во всю, — от их использования. Поэтому я думаю, что это — План «Б». План «А» — внести особую форму обозначения в ГК РФ. Не потому, что нельзя использовать CC BY, что уже легально и проч., а потому, что людям будет легче понять и использовать простой новый условный знак для того, чтобы сразу понять суть и смысл публикации в открытом доступе на свободных лицензиях.

Думаю, нас поддержат и авторы, и библиотекари, и издатели новых электронных платформ и научных журналов, а главное, сами учёные. И мне представляется невозможной аргументация «против», потому что есть люди, которые так всё делают, и нет никаких причин, по которым кто-то может быть против того, чтобы они могли поставить приоритет вечных и неотъемлемых моральных прав автора над имущественными, которые мало того, что ограничены во времени, так ещё и нужны в подобной ситуации далеко не всем, как это убедительно показано на примерах, приведённых выше.

Поэтому мы обсуждаем кампанию по внесению в Гражданский Кодекс Российской Федерации поправки, позволяющей авторам произведений выбирать максимально открытую форму защиты своих моральных прав, и готовы к экспертным обсуждениям с нашими коллегами и партнёрами того, что ещё мы могли бы сделать для расширения добровольного открытия произведений их авторами. Возможно, сейчас самое подходящее время для того, чтобы сфокусироваться на решении этих задач. Чтобы не сталкиваться потом опять с ребусами вроде того, с которого мы начали и которым нам также следует заняться, — обретением памяти.