Главные новости » Эксклюзив » “Это безумие!” В Приморской Мариинке – “Очарованный странник”

21-04-2023, 04:50

“Это безумие!” В Приморской Мариинке – “Очарованный странник”

Владивосток стал третьим городом в мире, где была поставлена опера-раритет Родиона Щедрина на либретто по хрестоматийной повести Лескова

“Очарованный странник” в Приморской Мариинке. Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
Предыстория:
Премьера в Горьковке по “аморальной” пьесе Радзинского “прожгла обшивочку” первым зрителям

Оперу Родиона Щедрина “Очарованный странник” (12+) на либретто, написанное композитором по одноименной повести классика русской литературы Николая Лескова, с полным основанием можно считать раритетом. Музыкальное произведение, созданное в 2002 году как опера для концертной сцены в двух актах для трех солистов, хора и оркестра, ранее было поставлено только в двух городах — в Нью-Йорке (в концертном зале “Эвери Фишер-холл”) и Санкт-Петербурге (на площадках Мариинского театра). Владивосток стал третьим городом в мире, где зрители познакомились с этим необычным даже для опытных меломаном, но совершенно завораживающим музыкальным, драматическим и пластичным действом. На одном из премьерных показов “Очарованного странника” (с Евгением Плехановым, Ильей Астафуровым и Натальей Якимовой) 14 апреля побывал обозреватель ИА PrimaMedia Александр Куликов.

Содержание

Опера по заказу и… по любви
Сначала была тишина
Трудная опера
Кивнул и… сделал по-своему
Музыка наших предков

Опера по заказу и… по любви

Опера “Очарованный странник” была написана Родионом Щедриным в 2002 году по заказу Нью-Йоркской филармонии. Предложение поступило от дирижера Лорина Маазеля, который руководил тогда Нью-Йоркским филармоническим оркестром. Ему, кстати, и посвящена опера.

Это был не первый совместный проект Щедрина и Маазеля. С начала 1990-х Маазель регулярно проводил мировые премьеры сочинений Щедрина. В Чикаго впервые прозвучал Третий концерт для оркестра “Старинная музыка российских провинциальных цирков” (12+). В Питтсбурге впервые был исполнен Третий концерт для трубы с оркестром (12+). Для Симфонического оркестра Баварского радио, которым Маазель руководил с 1993 года по 2003 год, Щедрин написал Третью симфонию (Symphonie concertante) “Лица русских сказок” (12+).

Особая Любовь Маазеля к русской музыке и русским музыкантам вполне понятна: его дед (на протяжении двух десятилетий первая скрипка Метрополитен-опера) и бабка были выходцами из Российской Империи (приехали в США из Минска), а сам он какое-то время учился дирижированию у Владимира Бакалейникова, русско-американского альтиста, дирижера и композитора.

Щедрин волен был выбирать для оперы любую литературную основу. Он остановился на повести Николая Семеновича Лескова “Очарованный странник” (12+), которая ему всегда очень нравилась.

"Очарованный странник" в Приморской Мариинке. Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра

“Опера для концертного зала”, как определил жанр произведения сам Щедрин, была написана довольно быстро. Впрочем, как и многие другие произведения композитора. Однако быстрота эта обманчива.

“Обычно, прежде чем я усаживаюсь за партитуру, мне необходимо определенное время, чтобы замысел вызрел во мне без всякого письменного стола, без нотной бумаги, без рояля. Лишь когда я чувствую, что уловил главную идею, которая может быть приемлема для воплощения именно вот этого нынешнего замысла, и определил “технологические маршруты” следования к ней, лишь тогда только я чувствую в себе степень достаточной готовности подойти к письменному столу и выбрать формат нотной бумаги. Тут уже работа движется быстро… Впрочем, так же, думаю, поступают многие из моих коллег, вы в том числе”, — сказал Родион Щедрин в интервью, которое взял у него Маазель после мировой премьеры “Очарованного странника”.

Мировая премьера, точнее, премьерное концертное исполнение оперы Нью-Йоркским филармоническим оркестром под руководством Маазеля состоялось в нью-йоркском концертном зале Эвери Фишер-холл 19 декабря 2002 года.

Партию конэсера (знатока лошадей), послушника Валаамского монастыря Ивана Северьяныча Флягина исполнял эстонский бас Айн Ангер, партию цыганки Груши — меццо-сопрано из Финляндии Лилли Паасикиви, партии Засеченного монаха, Князя и Магнетизера — солист Мариинской оперы, тенор Евгений Акимов, хорошо известный во Владивостоке по выступлениям на сцене Приморской Мариинки.

“Родион Щедрин подарил Нью-Йоркской филармонии шедевр, который войдет в небольшое число написанных за последнее время произведений, обогативших репертуар классической музыки”, — высказался после премьеры Лорин Маазель.

10 июля 2007 года опера “Очарованный странник” впервые была исполнена в России (также в концертном исполнении), в концертном зале Мариинского театра, хором и оркестром Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева. Через год эти же исполнители осуществили сценическую постановку оперы. Премьера сценической версии состоялась в том же концертном зале 26 июля 2008 года.

Постановщиком сценической версии стал один из лучших российских оперных режиссеров Алексей Степанюк. В 2009 году эта постановка была удостоена общероссийской театральной премии “Золотая Маска” (16+) в двух номинациях — “Лучшая работа композитора” и “Лучшая женская роль” (Кристина Капустинская), получив еще четыре номинации — “Лучший спектакль в опере”, “Лучшая работа художника в музыкальном театре”, “Лучшая работа художника по свету в музыкальном театре” и “Лучшая мужская роль” (Сергей Алексашкин).

Именно эту версию, адаптированную к Большому залу Приморской сцены Мариинского театра, и увидели зрители 13-14 апреля.

Сначала была тишина

Спектакль начинается с тишины.

В тишине выходят на сцену артисты миманса. Точнее, не выходят, а крадутся с разных сторон к планшету, на котором и будет происходить действие оперы. На планшете — заросли тростника, посередине которых — свисающая с колосников веревка. Зачем веревка? А затем же, зачем у Чехова “ружье на стене”. Сначала путы Флягина в татарском плену, затем — знак отчаяния, когда княжеские пять тысяч к ногам Грушеньки кинул, а в самом конце — качели судьбы, с которых несчастной цыганке одна дорога — с крутого откоса в глубокую реку.

Но это потом. А пока бессловесные участники действа осторожно крадутся в тростниках, тщательно избегая прикосновения к его стеблям. Тишина тянется, густеет, обволакивает, превращается в некую физически ощутимую сущность, имеющую массу и плотность.

Уже за одну эту тишину можно бесконечно аплодировать Алексею Степанюку.

Тишина, и молчат даже те, кто разговаривает во время увертюры, полагая, что их (увертюры) специально писали для того, чтобы люди могли поболтать еще немного или успеть занять свои места. Молчат даже те, кто не стесняется говорить во весь голос во время Nessun dorma. Молчат все. Молчат, как кролики, уставившиеся на удава. Но если сегодня удав — это “Очарованный странник” Щедрина, то не надо бояться оказаться в его чреве. Хотя и решимость нужна.

А тишина ждет. Тишина зовет. Да уж не с “4’33’’” Джона Кейджа (кто не знает, пусть погуглит) начинается спектакль? Позже нашел техническую запись постановки “Очарованного странника” в главном Мариинском, сделал контрольную отсечку — нет, менее 4 минут 33 секунд длилась тишина. Ну, ладно, цитата.

Артист миманса задевает тростник, слышится потрескивание. Потом еще и еще. Ставит деревянный табурет на помост Рассказчица, которая позже станет цыганкой Грушей. Раздается стук. И, словно по этому сигналу, начинает звенеть колокол. И как отголосок затухающего звона, вступает невидимый хор (он во владивостокской версии расположился, где и оркестр, — в оркестровой яме). Эффект невероятный. То ли голоса земли сливаются в знаменном распеве, то ли шорох тростника превратился в пение хора.

Как там у Блеза Паскаля в его “Мыслях”?

Человек — всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он — тростник мыслящий. Чтобы его уничтожить, вовсе не нужно, чтобы на него ополчилась вся Вселенная: довольно дуновения ветра, капли воды. Но пусть бы даже его уничтожила Вселенная, — человек все равно возвышеннее своей погубительницы, ибо сознает, что расстается с жизнью и что он слабее Вселенной, а она ничего не сознает.

Вот так же, подобно мыслящему тростнику, колеблется, видоизменяется в распевном ключе, то поднимаясь на немыслимые высоты, то опускаясь вниз, голос каждого исполнителя. С самого начала исповеди валаамского послушника Ивана Флягина, которому вспоминается случайно убитый после удара кнутом “смеха ради” Засеченный монах. И до финального дуэта Груши и Ивана и последнего удара колокола. С чего начали — тем и кончили.

Трудная опера

“Очарованный странник” — трудная опера. Прежде всего, для солистов, которых, по замыслу, композитора всего три и перед которыми стоят довольно сложные драматические и вокальные задачи — выразить метущееся (на грани и за гранью) состояние души своих персонажей.

“Это было безумие, — написал мне Вконтакте после спектакля исполнитель партии Ивана Флягина — бас Приморской Мариинки Евгений Плеханов. — Я бы искренен, не знаю, насколько это читалось”.

Читалось, Евгений Александрович, еще как читалось. И у вас, и у Ильи Астафурова, которому выпало исполнить стазу три разнохарактерные партии — страдательного Засеченного монаха, великодушного, но переменчивого Князя и балаганного спившегося барина, называющего себя Магнетизером. И у Натальи Якимовой, исполнительницы партии прекрасной, но несчастной цыганки Груши. На ее долю, пожалуй, выпала самая большая нагрузка — из-за болезни не смогла выйти на сцену другая исполнительница партии Груши — бесподобная Татьяна Макарчук. И Якимовой пришлось петь Грушу два вечера подряд. Что ж, надежда увидеть в этой роли Татьяну Макарчук в последующих постановках — лишний повод еще раз пойти на “Очарованного странника”.

Хотя, повторюсь, это, конечно, трудная опера. И для певцов, и для зрителей, особенно не подготовленных, ничего не знающих о новой венской школе, об экспрессионизме в музыке, об опере Альбана Берга “Воццек” (16+), или опере Джордже Энеску “Эдип”, или опере Оливье Мессиана “Франциск Ассизский” (12+), не слышавших других опер Родиона Щедрина, таких, как “Левша” (12+) и “Мертвые души” (12+). Но и для подготовленных зрителей это — трудная опера.

Наукой доказано, что мелодичная музыка благотворно влияет на человеческий организм, на психику человека, обладает терапевтическим эффектом. А вот музыка атональная (выражающаяся в отказе композитора от логики гармонической тональности) или панатольнальная (воспринимаемая как непрерывная серия сдвигов от одной тональности к другой) заставляет наш организм испытывать некий дискомфорт. Организму требуется время, чтобы настроиться на непривычную ритмическую волну, войти в унисон с нею.

В начале спектакля у меня, например, разболелась голова. Но в определенный момент боль прекратилась, причем сразу, без всяких переходов. А в финале оперы я ощутил какое-то всеобъемлющее благостное умиротворение. И все дни, что я работал над этим текстом, меня преследовали два мотива из оперы — звук пастушьей дудочки и распевный цыганский романс Груши. И вдруг вспомнилось стихотворение Лермонтова “Тростник” (12+), которое я читал в далекой юности. Цитирую полностью, поскольку тут как раз тот самый случай, когда из песни ни слова не выкинешь:

Сидел рыбак веселый На берегу реки, И перед ним по ветру Качались тростники. Сухой тростник он срезал И скважины проткнул, Один конец зажал он, В другой конец подул. И, будто оживленный, Тростник заговорил — То голос человека И голос ветра был. И пел тростник печально: “Оставь, оставь меня! Рыбак, рыбак прекрасный, Терзаешь ты меня! И я была девицей, Красавица была, У мачехи в темнице Я некогда цвела, И много слез горючих Невинно я лила; И раннюю могилу Безбожно я звала. И был сынок любимец У мачехи моей, Обманывал красавиц, Пугал честных людей. И раз пошли под вечер Мы на берег крутой Смотреть на сини волны, На запад золотой. Моей любви просил он, — Любить я не могла, И деньги мне дарил он, — Я денег не брала; Несчастную сгубил он, Ударив в грудь ножом, И здесь мой труп зарыл он На берегу крутом; И над моей могилой Взошел тростник большой, И в нем живут печали Души моей младой. Рыбак, рыбак прекрасный, Оставь же свой тростник. Ты мне помочь не в силах, А плакать не привык!”

Кивнул и… сделал по-своему

У одного блогера довелось прочесть такое высказывание о спектакле “Очарованный странник” в Мариинском театре (в Санкт-Петербурге): “Не скажу, что она мне не нравится, но и что нравится, утверждать не буду. Она интересная, как мне кажется, экспериментальная. Порой, складывается впечатление, что композитор словно решает, а что с чем можно совместить? Как вместе будут звучать труба и литавры? Что, если “Жития святых” положить на современную, гармонически изломанную музыку, но петь, как принято в литургии? Или не сделать ли гибрид ярмарочного балагана со всенощной, не воплотить ли в жанре религиозного песнопения и народных плачей бытовую историю грехопадения и покаяния запойного Ивана Северьяновича Флягина, чтобы получился современный русский неоверизм?” (Веризмом в Италии конца XIX — начала ХХ века называли стиль в литературе, музыке и живописи, целью которого изобразить реальную жизнь во всех ее проявлениях и конфликтах — А.К.).

Похоже, у человека, это написавшее, панатональность оперы так и не сложилась в единое гармоничное целое. Вплоть до такого парадокса: музыка не понравилась, а как пели, понравилось. Но ведь такого не бывает. Пели так, что понравилось, именно потому, что так было задумано и написано композитором.

“Очень необычное впечатление производит опера “Очарованный странник”. Такая в ней искусственная, умом сделанная музыка, неприятный сюжет, какое-то нарочитое утрирование русских “дурных наклонностей” по части выпивки, странные убийства “во благо” и “по неосторожности”! Но тут нечему удивляться! Она же писалась не для нас, не для российской публики, а для американской. Премьера оперы состоялась в 2002 году в Нью-Йорке”, — приходит к довольно странному выводу блогер. Как будто Щедрин всё это сам выдумал, а не у Лескова нашел.

Кстати, перед тем как пойти на оперу, неплохо прочесть повесть Лескова, она того стоит. Можно и экранизации посмотреть — фильм-спектакль (12+) 1963 года с патриархом русского театра и кино Николаем Симоновым, — снимавшемся еще в “Чапаеве” (12+) и игравшем заглавную роль в фильме “Петр Первый” (12+), — Татьяной Дрониной и Владиславом Стржельчиком в главных ролях; а также художественный фильм (12+) 1990 года с Александром Михайловым, Андреем Ростоцким и Лидией Вележевой.

Интересный момент. По воспоминаниям Щедрина, когда Маазель описывал ему желаемое произведение, “он представлял что-то русское. Со старинными песнопениями, колокольным звоном. С половцами. Цыганками. Низкий грудной голос”. Вот это и были стереотипы, угодные “подготовленной” американской публике.

Щедрин, как и положено русскому человеку, кивнул и… сделал по-своему. Вроде бы так, да не так. Без стереотипов. В итоге появилось мощное, глубокое, я бы даже сказал, глубинное музыкальное произведение. В том смысле, что его корни, как мне кажется, следует искать не в той музыке, которую принято называть современной. А глубже, гораздо глубже.

Музыка наших предков

“Я не очень люблю словосочетание “современная музыка”. Это своего рода индульгенция. Дескать, вы уж нас извините, что будете слушать некую муру. Это, дескать, современная музыка, и вы в ней еще недостаточно разбираетесь и недостаточно образованы”, — говорил Щедрин в том же интервью Маазелю.

И далее:

“Есть музыка сегодняшнего дня, которая написана вчера или сегодня. На каждом сочинении стоит дата. Это не просто мета. Ориентир. Но не априорная реалибитация искусственности, невыразительности, неодухотворенности да просто скучности сочинения. Музыка, написанная сегодня, должна, как и прежде, затронуть слушателя, захватить его, увлечь, запасть в душу и в сердце. Никакие разъяснения менторов и лжепророков не изменят самой сути существа дела. Есть музыка и есть немузыка. Есть вдохновение и есть вымученность. Есть заданная природой музыкальность и есть добротная выученность. Есть интуиция и есть желание шагать в ногу с музыкальной модой, желание угодить глашатаям ее… Эмоции человека, да и уши его, в сущности, остались такими же, как и сто — двести лет тому назад. И стоит ли нам сожалеть об этом?”

У меня сложилось такое ощущение, что на самом деле “Очарованный странник” — это музыка наших предков. То есть то, что пели и слушали в древней и средневековой Руси, к чему были привычны, что воспринимали самым естественным образом (без головной боли, это уж точно). То, что пелось и потом, на протяжении многих веков, вплоть до середины ХХ века, то, что сохранилось в виде отдельных фольклорных раритетов. Ну и в операх Родиона Щедрина.

Знаменный распев (одноголосое древнерусское церковное хоровое пение) в Прологе и Эпилоге, колокольные перезвоны в кульминациях, пастушьи наигрыши, которые композитор помнит с детства, стилизации деревенских плачей, которые Щедрин мог слышать в фольклорных экспедициях, цыганский романс, исполняемый здесь нараспев, в унисон всей музыкальной ткани оперы. Всё это наше, исконное, русское. Написанное отнюдь не для американской публики, а для нас с вами.

И если опера понравилась американской публике, значит, она (эта публика) признала нашу русскую “мягкую силу”, склонила перед ней голову.

Но если мы сами не расслышали в “Очарованном страннике” свое, исконное, русское, то дело не в Щедрине и не в его музыке, а в нас самих. В нашей укоренившейся, пришедшей извне привычке искать во всем комфорта, удобства для тела и души, сладости, а не горечи, легкодоступности, а не трудности достижения цели.

Как там у Блеза Паскаля в его “Мыслях”?

Человеку не зазорно отдаться во власть горя, но зазорно отдаться во власть наслаждения. И совсем не в том дело, что горе приходит к нам незваным, а наслаждения мы ищем, — нет, горе можно искать и по собственной воле отдаваться ему во власть и при этом ничуть себя не унижать. Но почему все-таки, предаваясь горю, разум окружает себя ореолом величия, а предаваясь наслаждению, покрывает позором?

Да потому, что горе вовсе не пытается нас соблазнить, не вводит в искушение, это мы сами по собственной воле склоняемся перед ним, признаем его власть и, значит, остаемся хозяевами положения, мы покорны себе, и только себе, меж тем как, наслаждаясь, становимся рабами наслаждения. Умение распоряжаться, владеть собой всегда возвеличивает человека, рабство всегда покрывает его позором.

Приморская Мариинка пошла на большой риск, быть может, даже на безумный риск, предложив своим зрителям щедринского “Очарованного странника”. Но, знаете, что я скажу по этому поводу…

… В 1980 году на экраны советских кинотеатров вышел фильм Андрея Тарковского “Сталкер” (12+) по сценарию братьев Стругацких. Фильм трудный, во многом непонятный, но заставлявший думать. Во Владивостоке его показывали в главном кинотеатре города — “Океане”, и зал был полон. И кто-то ходил на “Сталкера” не один раз. Мы жили трудно в то время. И мы смотрели трудное кино, ходили на трудные спектакли, читали трудные книги, слушали трудную музыку. Мы не боялись этой трудности. Мы даже хотели ее. Что с нами не так сейчас?